В канун Нового года, в рождественский Сочельник, а также иногда и на Святках всегда приятно вернуться в детство.
Хотя нет. Не всегда приятно вернуться в детство. А уж как неприятно бывает смотреть, как в него возвращаются окружающие. Даже не неприятно — странно.
Сидим в гостях у подруги. Девичник, мандарины, такса бегает под ногами и таскает бумажки от конфет, пахнет кофе, в окнах стоят семисвечники.
— Как у тебя чисто, Юля, удивительно просто! — говорит кто-то.
— Ой, не травите душу, — прячет глаза хозяйка дома, — ко мне и так мама завтра приезжает, так еще и вы все заметили.
Все девочки выпрямляются и начинают озираться. Что мы тут такое заметили? Или не заметили? Вот сверкающий паркет, который моется двумя старшими дочерьми Юли по графику через день. Вот взъерошенные пылесосом коврики, скандинавский стиль, уют и мягкость, сплошное хюгге. Расставленные по ранжиру тарелки, банки со специями, в кофемашину можно смотреться как в зеркало, даже окна на зиму у нее вымыты до блеска. Энтузиасты, моющие перед Новым годом окна, вызывают у меня трепет перед недостижимым идеалом домашнего хозяйства. Причем не то чтобы Юля была домохозяйкой — у нее свой бизнес, и в офис она ездит четырежды в неделю.
— Нет, девочки, вы меня даже не утешайте, — твердит свое расстроенная подруга, — вот мама завтра приедет и пойдет смотреть верхи шкафов.
— Какие еще верхи шкафов? — в ужасе спрашиваем мы.
— Ну, дверные петли… — окончательно падая духом, Юля выходит из кухни (видимо, плакать в ванную).
Мы переглядываемся. Верхи шкафов и дверные петли. Мама пойдет их смотреть. Чудные дела творятся в Датском королевстве.
Подавив желание быстро произвести опрос на тему частоты мытья дверных петель среди нашей женской компании, я кричу через дверь:
— Юль! А твоей маме сколько лет?
Надо заметить, что наша подруга старше всех — обе ее дочери уже учатся в институте, но мы не знаем, сколько ей самой исполнилось. Свечек на день рождения на торте она не зажигает, а выглядит прекрасно. И она, и ее дом, и ее собака. Абсолютная гармония. При чем тут верхи шкафов?
— Маме семьдесят один, — глухо доносится из-за двери в ванную.
— Какие глупости, — шепотом говорит самая младшая девочка в компании, — зачем бояться мамы, когда у тебя обе дочери уже выросли, и вообще ты сама давно не ребенок?
— Меня больше интересует, зачем мыть дверные петли, — озабоченно крутит головой другая девочка, которой скоро предстоит рожать первенца. — Про дверные петли даже в пособиях по гигиене и санитарной очистке комнаты для новорожденного ничего не написано. А, кстати, как называются верхи шкафов? Кто-нибудь моет верхи шкафов?
— В семьдесят один, — торжественно вступает в дискуссию наша самая боевая подруга (у нее четверо сыновей, и она пристраивает их к домашнему хозяйству с переменным успехом), — в семьдесят один я очень надеюсь уже не замечать никаких шкафов, включая собственные, и вообще наконец вычеркнуть эту дурацкую чистоту в доме из списка приоритетов! Сейчас куда деваться, приходится уборку делать, чтоб по квартире пройти можно было. Вещи пятерых мужиков туда-сюда раскладываю с утра до ночи. А как дети все вырастут и съедут — да даже в гости не хочу ни к кому, буду просто радоваться, что наконец одна дома осталась.
Я, как всегда, молчу и думаю о своем.
У нас у всех есть мамы. И да, они учили нас быть отличными хозяйками. Потому что в советское время унитаз был лицо дома (или как там звучало это присловье?), а бабушки рассказывали нам притчу про выбор невесты по чистоте промывания гречки (ну знаете, когда брали самую захудалую девчушку, потому что она не три и не пять раз мыла гречу, а пока та чистой не станет). Умение содержать дом в чистоте и иметь полный холодильник считалось основной характеристикой женщины, даже если она работала в три смены.
Моя собственная бабушка до самой смерти крахмалила белье. И полоскала его руками. В ванне три раза, ага. Нет, эти ваши стиральные машины ничего не умеют, только порошком воняют, полотенца после них не белые, а без крахмала простыня не разгладится. Она спрашивала у нас с сестрой по телефону, учит ли нас мама, что пятна крови можно отмыть холодной водой и хозяйственным мылом, удивлялась, что у меня нет своей тетрадочки с записанными вручную рецептами, и сообщала, что не верит в мое будущее. Кому нужна твоя учеба, если ты — не хозяйка?
Моей однокласснице, собравшейся замуж в 19 лет, мама перед свадьбой говорила: «Как же ты будешь жить? Ведь ты даже не знаешь, как часто надо менять полотенца!».
И вот теперь моя более чем взрослая подруга плачет в ванной перед Новым годом, потому что предчувствует визит 70-летней мамы, которая останется недовольна чистотой дверных петель в ее доме.
Очень вероятно, что все мы в глубине души понимаем, что мам не переделаешь. Они так устроены, что заметят все дверные петли и будут спрашивать, где у нас стремянка, чтобы залезть и провести пальцем по верху шкафа. Пыль! Как ты живешь! А муж что тебе говорит? А детей не жалко, они пылью дышат? И вообще — что люди подумают?
У меня давно нету мамы, и я с этим ничего не поделаю. Бабушки тем более нет. Когда я ухаживала за старенькой бабушкой, она слабеющим голосом рассказывала мне, как пересыпать перину руками на балконе (пока она была в больнице, я вызвала по интернету химчистку, перину увезли и привезли как новую в свежесшитом чехле, но бабушка учуяла запах химии и три ночи страдала). Мне хотелось поговорить с ней о ее собственной послевоенной юности, о детстве моей мамы, о том, как мы когда-то всей семьей ходили кормить лебедей в бухте и сажали яблони на даче. Но она могла только твердить, что я опять не задвинула до конца дверцу книжного шкафа, и туда набьется пыль, и соседи на поминках подумают ужас что, ведь у нее всегда было чисто, а я точно не додумаюсь вынуть все книжки и пропылесосить полки изнутри.
Как говорят, подожди осуждать старших, пока не дожил до их возраста. Но хочется надеяться, что когда я лет через 20-30 приду в гости к своей взрослой дочери, я даже и не вспомню такое слово — верхи шкафов. Усядусь на кухне, буду помешивать чай и рассказывать ей:
— А знаешь, солнце мое, было когда-то время странных требований к женщине. Считалось, что хорошая хозяйка сама успевает надраить пол зубной щеткой, каждый день готовит обед из трех блюд… и посуду моет руками и горчичным порошком, а то от бытовой химии отрава и аллергия. И не забывает засолить несколько бочонков квашеной капусты на зиму.
— Ничего себе! — вытаращит глаза моя взрослая дочь. — Какую доисторическую эпоху ты помнишь! А мне-то казалось, что мы с тобой уже жили в то время, когда хорошая хозяйка — это была та женщина, которая умела организовать быт так, как ей удобно. Нравится ей — моет пол руками, а может — нанимает домработницу. Хочет — покупает посудомоечную машину и три сервиза, а хочет — имеет по тарелке на каждого члена семьи и общий заварочный чайник на всех.
— Это что… — глубокомысленно замечу я, игнорируя невыглаженные занавески на окнах дочкиной кухни, — ты представляешь, моя бабушка жила в ту эпоху, когда полагалось все вещи самой себе шить! На швейной машинке «Зингер»! А кто не умел шить, того замуж не берут, примета такая была.
— Твоя бабушка была из реконструкторов-ролевиков? — встрепенется дочь. — Ты не рассказывала! И как, замуж она за ролевика-толкиниста вышла, или таки не взяли?
И тут я засмеюсь и обниму ее с чистой совестью. И пойму, что все, наверное, правильно сложилось в ее отношениях с бытом и собственной мамой
Источник: matrony.ru
